Сакариас топелиус - три ржаных колоса. Три ржаных колоса, З
Театрализованное представление «Три ржаных колоска» (сказка).
Ведущий: Все началось под Рождество. Жил в деревне богатый крестьянин. Деревня раскинулась на берегу озера, и на самом видном месте. Стоял дом богача - с пристройками, амбарами, сараями, за глухими воротами. А на другом берегу, возле самого леса, ютилась маленькая бедная избушка – всем ветрам открытая. На дворе была стужа. Деревья так трещали от мороза, а над озером кружились тучи снега.
Жена богача: Послушай, хозяин
Ведущий: сказала жена богача
Жена богача: давай положим на крышу хоть три ржаных колоса для воробышков. Ведь нынче праздник, Рождество.
Богач: Не так я богат, чтобы выбрасывать столько зерна каким – то воробьям.
Ведущий: сказал богач.
Жена богача: Да, ведь обычай такой…
Ведущий: снова сказала жена.
Богач: а я тебе говорю, что не так богат, чтобы бросать зерно воробьям.
Ведущий: сказал, как отрезал богач. Но жена не унималась. Уж, наверное, тот бедняк, что на другой стороне озера живет.
Ведущий: сказала она.
Жена богача: не забыл про воробьев в рождественский вечер. А ведь ты сеешь хлеба в десять раз больше, чем он.
Богач: не болтай вздор
Ведущий: прикрикнул на нее богач.
Жена богача: ну ведь обычай…
Богач: знай свое дело, пеки хлеб да присматривай, чтобы окорок не подгорел. А воробьи – не наша забота.
Ведущий: И вот в богатом крестьянском доме стали готовиться к встрече Рождества: и пекли, и жарили, и тушили, и варили. От мисок стол прямо ломился. Только голодным воробьям, которые прыгали по крыше, не досталось ни крошки. Напрасно кружили они над избой – ни одного зернышка, ни одной хлебной крошки не нашли. А вот в бедной избушке на другой стороне озера словно и забыли про Рождество. На столе и в печи было пусто, зато воробьям было приготовлено на крыше богатое угощение – целых три колоса спелой ржи.
Жена бедного: если бы мы вымолотили эти колосья, а не отдали их воробьям, и у нас бы сегодня был праздник. Каких бы лепешек я напекла к Рождеству!
Ведущий: сказала со вздохом жена бедного крестьянина.
Крестьянин: какие лепешки!
Ведущий: засмеялся крестьянин. Ну много ли ты зерна намолотила бы из этих колосьев. Как раз для воробьиного пира.
Жена бедного: и то правда
Жена бедного согласилась жена
Крестьянин: не печалься жена, я ведь скопил немного денег к Рождеству. Собирай детей, пусть идут в деревню да купят там нам свежего хлеба и кувшин молока.
Жена бедного: хорошо. Возьмите дети санки и купите то, что папа сказал.
Ведущий: и вот маленький Ваня со своей сестренкой Машей взяли санки, мешок для хлеба, кувшин для молока и отправились в деревню. Все купили ребята, что наказали взрослые. Пока возвращались, уже стемнело, а снег все падал и падал. Вдруг, что – то зашевелилось и они увидели волчицу.
Волчица: у-у-у какая вьюга! Моим волчатам есть нечего, поделитесь хлебушком.
Дети: на, держи. Нам хватит.
Ведущий: поблагодарила их волчица. Отправились дети дальше. Вдруг видят, стоит медведица.
Медведица: мор-р-роз, какой мор-р-роз! Все замерзло, а так пить хочется. Поделитесь со мной молочком, пожалуйста.
Дети: возьми кружечку с молоком, нам хватит.
Ведущий: поблагодарила их медведица и скрылась из виду. Пришли дети домой. Радостно их встретили родители. Накрыли стол. И все семейство уселось за стол, а за окном стояли волчица и медведица, будто бы улыбаясь всем.
Крестьянин: вот чудеса, сколько бы я не отрезал хлеба и не наливал молока все остается как будто бы не тронутым. Все таки дети – это хорошо, когда вы умеете делиться друг с другом и с братьями нашими меньшими…А когда пришла весна, веселое чириканье воробьев словно приманило солнечные лучи на поле бедного крестьянина, и урожай у него был такой, какого никто никогда не знал. И за какое бы дело не взялась семья крестьянина, все у них ладилось и спорилось. А что же происходило в семье богача?
Жена богача: посмотри, как все у крестьянина получается! Может, что – то мы не так делаем? Давай попробуем что – то давать, но от доброго сердца.
Богач: слушай, жена, у нас остался небольшой сноп немолоченной ржи. Вынь – ка три колоса да прибереги их к Рождеству для воробьев. Начнем, пожалуй с них!
Ведущий: вот такая поучительная сказка!
Стихи
Всё началось под Новый год.
Жил в одной деревне богатый крестьянин. Деревня стояла на берегу озера, и на самом видном месте высился дом богача - с пристройками, амбарами, сараями, за глухими воротами.
А на другом берегу, у лесной опушки, ютился маленький домишко, всем ветрам открытый. Да только и ветер ничем не мог здесь разжиться.
На дворе была стужа. Деревья так и трещали от мороза, а над озером кружились тучи снега.
Послушай, хозяин, - сказала жена богатея, - давай положим на крышу хоть три ржаных колоса для воробьёв? Ведь праздник нынче, Новый год.
Не так я богат, чтобы выбрасывать столько зерна каким-то воробьям, - сказал старик.
Да ведь обычай такой, - снова начала жена. - Говорят, к счастью это.
А я тебе говорю, что не так я богат, чтобы бросать зерно воробьям, - сказал, как отрезал, старик.
Но жена не унималась.
Уж, наверное, тот бедняк, что на другой стороне озера живёт, - сказала она, - не забыл про воробьёв в новогодний вечер. А ведь ты сеешь хлеба в десять раз больше, чем он.
Не болтай вздора! - прикрикнул на неё старик. - Я и без того немало ртов кормлю. Что ещё выдумала - воробьям зерно выбрасывать!
Так-то оно так, - вздохнула старуха, - да ведь обычай…
Ну вот что, - оборвал её старик, - знай своё дело, пеки хлеб да присматривай, чтобы окорок не подгорел. А воробьи не наша забота.
И вот в богатом крестьянском доме стали готовиться к встрече Нового года - и пекли, и жарили, и тушили, и варили. От горшков и мисок стол прямо ломился. Только голодным воробьям, которые прыгали по крыше, не досталось ни крошки. Напрасно кружили они над домом - ни одного зёрнышка, ни одной хлебной корочки не нашли.
А в бедном домишке на другой стороне озера словно и забыли про Новый год. На столе и в печи было пусто, зато воробьям было приготовлено на крыше богатое угощение - целых три колоса спелой ржи.
Если бы мы вымолотили эти колосья, а не отдали их воробьям, и у нас был бы сегодня праздник! Каких бы лепёшек я напекла к Новому году! - сказала со вздохом жена бедного крестьянина.
Какие там лепёшки! - засмеялся крестьянин. - Ну много ли зерна намолотила бы ты из этих колосьев! Как раз для воробьиного пира!
И то правда, - согласилась жена. - А всё-таки…
Не ворчи, мать, - перебил её крестьянин, - я ведь скопил немного денег к Новому году. Собирай-ка скорее детей, пусть идут в деревню да купят нам свежего хлеба и кувшин молока. Будет и у нас праздник - не хуже, чем у воробьёв!
Боюсь я посылать их в такую пору, - сказала мать. - Тут ведь и волки бродят…
Ничего, - сказал отец, - я дам Юхану крепкую палку, этой палкой он всякого волка отпугнёт.
И вот маленький Юхан со своей сестрёнкой Ниллой взяли санки, мешок для хлеба, кувшин для молока, здоровенную палку на всякий случай и отправились в деревню на другой берег озера.
Когда они возвращались домой, сумерки уже сгустились. Вьюга намела на озере большие сугробы. Юхан и Нилла с трудом тащили санки, то и дело проваливаясь в глубокий снег. А снег всё валил и валил, сугробы росли и росли, а до дома было ещё далеко.
Вдруг во тьме перед ними что-то зашевелилось. Человек не человек, и на собаку не похоже. А это был волк - большущий, худой. Пасть открыл, стоит поперёк дороги и воет.
Сейчас я его прогоню, - сказал Юхан и замахнулся палкой.
А волк даже с места не сдвинулся. Видно, ничуть его не испугала палка Юхана, но и на детей нападать он как будто не собирался. Он только завыл ещё жалобнее, словно просил о чём-то. И как ни странно, дети отлично понимали его.
У-у-у, какая стужа, какая лютая стужа, - жаловался волк. - Моим волчатам совсем есть нечего! Они пропадут с голоду!
Жаль твоих волчат, - сказала Нилла. - Но у нас самих нет ничего, кроме хлеба. Вот возьми два свежих каравая для своих волчат, а два останутся нам.
Спасибо вам, век не забуду вашу доброту, - сказал волк, схватил зубами два каравая и убежал.
Дети завязали потуже мешок с оставшимся хлебом и, спотыкаясь, побрели дальше.
Они прошли совсем немного, как вдруг услышали, что кто-то тяжело ступает за ними по глубокому снегу. Кто бы это мог быть? Юхан и Нилла оглянулись. А это был огромный медведь. Медведь что-то рычал по-своему, и Юхан с Ниллой сначала никак не могли понять его. Но скоро они стали разбирать, что он говорит.
Случилось это под самое Рождество.
Жил в одной деревне богатый крестьянин. Стали в его доме к празднику святому готовиться, вот жена и говорит:
– Послушай, хозяин, давай положим на крышу хоть три ржаных колоска – для воробьев! Ведь праздник нынче – Рождество Христово.
Отвечает крестьянин:
– Не так я богат, чтобы столько зерна каким-то воробьям выбрасывать!
Но жена не унимается, просит мужа:
– Уж, наверное, и тот бедняк, что на другой стороне озера живет, не забыл про воробьев в рождественский вечер. А ведь ты сеешь хлеба в десять раз больше, чем он…
Прикрикнул на нее старик:
– Не болтай вздора! Что ты еще выдумала: воробьям зерно выбрасывать! Принимайся-ка лучше за стол празд-ничный.
Стали в богатом доме печь, да варить, да жарить, да тушить. Только воробьям, что по крыше прыгали, не досталось ни одной крошки. Покружили они над домом: ни одного зернышка, ни одной хлебной корочки не нашли, да и прочь полетели.
Вдруг смотрят, а на крыше бедного домишки, всем ветрам открытого, приготовлено на крыше богатое угощение – целых три колоса спелой ржи. Обрадовались воробьи, стали зернышки клевать!
Услыхали в доме воробьиную возню. Вздохнула хозяюшка:
– Эх, в печи у нас нынче пусто да на столе не густо. Кабы взяли мы те три колоска, кабы вымолотили, кабы тесто замесили, кабы я из того теста лепешек напекла – так было бы у нас к празднику угощение! Детям – в радость, нам – на утешение!
Засмеялся крестьянин:
– Полно, жена! Если бы да кабы… Какие там лепешки! Много ли зерна намолотишь из трех колосьев! Как раз для воробьиного пира! Собирай-ка лучше детей, пусть идут в деревню и купят нам свежего хлеба и кувшин молока – припас ведь я к празднику кое-какие копеечки! Будет и у нас праздник – не хуже, чем у воробьев!
Обрадовались дети: Ваня да Маша.
– Пойдем! Пойдем! Угощенье принесем!
А матери неспокойно:
– А стужа-то на дворе! Да и дорога неблизкая! Да и темнеет, поди! Да и волки…
А детям все нипочем:
– Дай нам, батюшка, крепкую палку, этой палкой мы всякого волка отпугнем!
Дал отец Ване палку, перекрестила их мать, отправились дети в деревню.
Долго ли, коротко ли – купили они свежего хлеба четыре каравая да молока кувшин и домой пошли.
Идут, а снег все валит да валит, сугробы растут да растут, а до дома еще не близко.
Вдруг навстречу им волк, большущий, худой. Пасть открыл, стоит поперек дороги и воет. Не оробел Ваня, замахнулся палкой, а у самого голос дрожит:
– Не бойся, Маша, сейчас я его прогоню!
А волк завыл вдруг, да так жалобно:
– У-у-у, какая сту-у-ужа, какая лютая сту-у-ужа, моим волчатам совсем есть нечего! Они пропадут с голоду-у-у! С голоду-у-у!
Пожалела Маша волка с волчатами, смотрит на брата да шепчет:
– Нет у нас ничего, кроме хлеба, отдадим волчатам два каравая!
Подумал Ваня, да и протянул волку хлебушка. Обрадовался волк, завилял хвостом, точно собака:
– Век не забуду вашу доброту!
Схватил волк зубами два каравая и убежал. А дети дальше пошли. Идут, торопятся, вдруг слышат: кто-то позади тяжело ступает за ними по глубокому снегу. Оглянулись Ваня с Машею, да так на месте и замерли: идет им вслед огромный медведь. Остановился медведь, зарычал:
– Мор-р-роз, мор-р-роз! Р-р-р-ручьи замерзли, р-р-реки замерзли!.. Чем, чем медвежат напоить? Медвежата плачут, пить пр-р-р-росят!
Встрепенулся Ваня:
– Эвон, в чем дело! Не горюй, отольем тебе молока, напоишь медвежат, будешь спать, как другие медведи, в своей берлоге до самой весны!
Глядь – а медведь уж берестяное ведерко протягивает. Отлили ему дети полкувшина молока.
– Добрые дети, хорошие дети, – забормотал медведь и пошел своей дорогой, переваливаясь с лапы на лапу.
И Ваня с Машей пошли дальше. До дома уж совсем близко. Слышат вдруг шум над головой. Глянули: сова на них налетает, крыльями машет, скрипучим голосом кричит:
– Отдайте мне хлеб! Отдайте молоко! Хлеб мне! Молоко! – сова острые когти растопырила, так и норовит добычу схватить.
Взмахнул Ваня палкой:
– Вот я тебе сейчас дам, разбойница!
Пришлось сове убираться прочь! А дети скоро до дому добрались. Бросилась им мать навстречу, целует, милует:
– Уж как я-то за вас тревожилась! Уж чего только не передумала! Вдруг, думаю, волк им встретился, вдруг какой медведь-шатун повстречался!..
А дети в ответ:
– А нам волк и вправду встретился! А мы ему дали хлеба для его волчат.
– И медведь-шатун нам встретился! Мы ему молока для медвежат дали.
Мать руками всплеснула: вот ведь как сердце чуяло! А отец спрашивает:
– А домой-то принесли хоть что? Или еще кого по пути угостили?
Засмеялись Ваня и Маша:
– Еще сову-разбойницу встретили! Ей мы палкой пригрозили! А домой мы принесли два каравая хлеба и полкувшина молока. Так что теперь и у нас будет настоящий пир!
Зажглась на небе первая звездочка, стали люди Рождество Христово славить.
Запевайте, христиане –
Миру во спасенье
В вифлеемской бедной стане
Бог лежит на сене!
Богу помолились, уселись за стол. Смотрят: что за чудо – сколько отец от каравая ни отрезает, сколько кусочков хлеба ни раздает, а каравай все целым остается! Стала мать молоко разливать – сколько ни отливает, а молока в кувшине не убывает!
– Ну и ну! Ну и чудеса!
Но вот всему свой черед: прошли праздничные дни.
Стали хозяева за дела приниматься. За что ни возьмутся крестьянин с женой – все у них ладится да спорится. Где было пусто, там стало густо. Что за диво?
Зато у богатого крестьянина хозяйство пошло вкривь и вкось. Сокрушается хозяин:
– Все оттого, что мы добра не бережем! Тому дай, этому одолжи. Нет, не так мы богаты, жена, не так богаты, чтобы о других думать. Гони-ка прочь со двора всех попрошаек!
Стали они гнать всех, кто приближался к их воротам. Но только удачи им все равно ни в чем не было.
– Может, едим мы слишком много или слишком жирно? – призадумался старик. И наказывает жене: – Верно, нужно нам по-иному как-то стряпню готовить! Пойди-ка ты к тем, что на другом берегу озера живут, да поучись, как стряпать!
Пошла старуха, а старик ждет-пождет. Долго или коротко – вернулась жена. Старику уж не терпится:
– Что, жена, набралась ума-разума? Узнала, отчего у них все в доме ладится?
– Набралась, – говорит старуха, – узнала.
– Говори скорей, каков их секрет!
А старуха в ответ:
– Ну так слушай! Кто ни зайдет к ним во двор, того они привечают, за стол сажают да еще с собой дают. Бездомную собаку и ту накормят. И всегда от доброго сердца... Вот оттого, старик, им и удача.
Подивился хозяин:
– Чудно! Что-то не слыхал я, чтобы богатели оттого, что другим помогают. Ну да ладно, проверим: возьми целый каравай и отдай его нищим на большой дороге. Да скажи им, чтобы убирались подальше на все четыре стороны!
– Нет, не поможет это... Надо от доброго сердца подавать…
Заворчал старик:
– Вот еще! Мало того, что свое отдаешь, так еще от доброго сердца. Ну да ладно, дай от доброго сердца. Но только уговор такой: пусть отработают потом. Не так мы богаты, чтобы раздавать свое добро даром.
Но старуха на своем стоит:
– Нет, уж если давать, так без всякого уговора.
Старик с досады чуть не задохнулся:
– Что же это такое! Свое, нажитое – даром отдавать!
А старуха опять:
– Так ведь если за что-нибудь, это уж будет не от чистого сердца!
Призадумался старик, покачал головою да вдруг говорит:
– Чудные дела!.. Ну вот что, жена, остался у нас небольшой сноп необмолоченной ржи.
Знаешь что, вынь-ка три колоса, да прибереги… для воробьев. Начнем с них!..
© Все права защищены
З дравствуйте, дорогие посетители православного сайта «Семья и Вера»!
К ак известно, добрый человек — это счастливый человек! Даже тогда, когда по своей доброте человек отдает последнее ближнему своему, он чувствует искреннюю радость!
Ж адный и прижимистый человек, наоборот — несчастный… Живя лишь для себя, он не знает искренней радости за ближних своих, его жизнь темна и беспросветна…
З . Топелиус в своей чудесной сказке-притче раскрывает живописную картину светлой доброты и темной скупости, заключая притчу анекдотическим и смешным выводом скупого богатого крестьянина.
По сказке З. Топелиуса
Абрамова А. А.
«С лучилось это под самое Рождество.
Жил в одной деревне богатый крестьянин. Стали в его доме к празднику святому готовиться, вот жена и говорит:
– Послушай, хозяин, давай положим на крышу хоть три ржаных колоска – для воробьев! Ведь праздник нынче – Рождество Христово.
Отвечает крестьянин:
– Не так я богат, чтобы столько зерна каким-то воробьям выбрасывать!
Но жена не унимается, просит мужа:
– Уж, наверное, и тот бедняк, что на другой стороне озера живет, не забыл про воробьев в рождественский вечер. А ведь ты сеешь хлеба в десять раз больше, чем он…
Прикрикнул на нее старик:
– Не болтай вздора! Что ты еще выдумала: воробьям зерно выбрасывать! Принимайся-ка лучше за стол праздничный.
Стали в богатом доме печь, да варить, да жарить, да тушить. Только воробьям, что по крыше прыгали, не досталось ни одной крошки. Покружили они над домом: ни одного зернышка, ни одной хлебной корочки не нашли, да и прочь полетели.
Вдруг смотрят, а на крыше бедного домишки, всем ветрам открытого, приготовлено на крыше богатое угощение – целых три колоса спелой ржи. Обрадовались воробьи, стали зернышки клевать!
Услыхали в доме воробьиную возню. Вздохнула хозяюшка:
– Эх, в печи у нас нынче пусто да на столе не густо. Кабы взяли мы те три колоска, кабы вымолотили, кабы тесто замесили, кабы я из того теста лепешек напекла – так было бы у нас к празднику угощение! Детям – в радость, нам – на утешение!
Засмеялся крестьянин:
– Полно, жена! Если бы да кабы… Какие там лепешки! Много ли зерна намолотишь из трех колосьев! Как раз для воробьиного пира! Собирай-ка лучше детей, пусть идут в деревню и купят нам свежего хлеба и кувшин молока – припас ведь я к празднику кое-какие копеечки! Будет и у нас праздник – не хуже, чем у воробьев!
Обрадовались дети: Ваня да Маша.
– Пойдем! Пойдем! Угощенье принесем!
А матери неспокойно:
– А стужа-то на дворе! Да и дорога неблизкая! Да и темнеет, поди! Да и волки…
А детям все нипочем:
– Дай нам, батюшка, крепкую палку, этой палкой мы всякого волка отпугнем!
Дал отец Ване палку, перекрестила их мать, отправились дети в деревню.
Долго ли, коротко ли – купили они свежего хлеба четыре каравая да молока кувшин и домой пошли.
Идут, а снег все валит да валит, сугробы растут да растут, а до дома еще не близко.
Вдруг навстречу им волк, большущий, худой. Пасть открыл, стоит поперек дороги и воет. Не оробел Ваня, замахнулся палкой, а у самого голос дрожит:
– Не бойся, Маша, сейчас я его прогоню!
А волк завыл вдруг, да так жалобно:
– У-у-у, какая сту-у-ужа, какая лютая сту-у-ужа, моим волчатам совсем есть нечего! Они пропадут с голоду-у-у! С голоду-у-у!
Пожалела Маша волка с волчатами, смотрит на брата да шепчет:
– Нет у нас ничего, кроме хлеба, отдадим волчатам два каравая!
Подумал Ваня, да и протянул волку хлебушка. Обрадовался волк, завилял хвостом, точно собака:
– Век не забуду вашу доброту!
Схватил волк зубами два каравая и убежал. А дети дальше пошли. Идут, торопятся, вдруг слышат: кто-то позади тяжело ступает за ними по глубокому снегу. Оглянулись Ваня с Машею, да так на месте и замерли: идет им вслед огромный медведь. Остановился медведь, зарычал:
– Мор-р-роз, мор-р-роз! Р-р-р-ручьи замерзли, р-р-реки замерзли!.. Чем, чем медвежат напоить? Медвежата плачут, пить пр-р-р-росят!
Встрепенулся Ваня:
– Эвон, в чем дело! Не горюй, отольем тебе молока, напоишь медвежат, будешь спать, как другие медведи, в своей берлоге до самой весны!
Глядь – а медведь уж берестяное ведерко протягивает. Отлили ему дети полкувшина молока.
– Добрые дети, хорошие дети, – забормотал медведь и пошел своей дорогой, переваливаясь с лапы на лапу.
И Ваня с Машей пошли дальше. До дома уж совсем близко. Слышат вдруг шум над головой. Глянули: сова на них налетает, крыльями машет, скрипучим голосом кричит:
– Отдайте мне хлеб! Отдайте молоко! Хлеб мне! Молоко! – сова острые когти растопырила, так и норовит добычу схватить.
Взмахнул Ваня палкой:
– Вот я тебе сейчас дам, разбойница!
Пришлось сове убираться прочь! А дети скоро до дому добрались. Бросилась им мать навстречу, целует, милует:
– Уж как я-то за вас тревожилась! Уж чего только не передумала! Вдруг, думаю, волк им встретился, вдруг какой медведь-шатун повстречался!..
А дети в ответ:
– А нам волк и вправду встретился! А мы ему дали хлеба для его волчат.
– И медведь-шатун нам встретился! Мы ему молока для медвежат дали.
Мать руками всплеснула: вот ведь как сердце чуяло! А отец спрашивает:
– А домой-то принесли хоть что? Или еще кого по пути угостили?
Засмеялись Ваня и Маша:
– Еще сову-разбойницу встретили! Ей мы палкой пригрозили! А домой мы принесли два каравая хлеба и полкувшина молока. Так что теперь и у нас будет настоящий пир!
Зажглась на небе первая звездочка, стали люди Рождество Христово славить.
Запевайте, христиане –
Миру во спасенье
В вифлеемской бедной стане
Бог лежит на сене!
Богу помолились, уселись за стол. Смотрят: что за чудо – сколько отец от каравая ни отрезает, сколько кусочков хлеба ни раздает, а каравай все целым остается! Стала мать молоко разливать – сколько ни отливает, а молока в кувшине не убывает!
– Ну и ну! Ну и чудеса!
Но вот всему свой черед: прошли праздничные дни.
Стали хозяева за дела приниматься. За что ни возьмутся крестьянин с женой – все у них ладится да спорится. Где было пусто, там стало густо. Что за диво?
Зато у богатого крестьянина хозяйство пошло вкривь и вкось. Сокрушается хозяин:
– Все оттого, что мы добра не бережем! Тому дай, этому одолжи. Нет, не так мы богаты, жена, не так богаты, чтобы о других думать. Гони-ка прочь со двора всех попрошаек!
Стали они гнать всех, кто приближался к их воротам. Но только удачи им все равно ни в чем не было.
– Может, едим мы слишком много или слишком жирно? – призадумался старик. И наказывает жене: – Верно, нужно нам по-иному как-то стряпню готовить! Пойди-ка ты к тем, что на другом берегу озера живут, да поучись, как стряпать!
Пошла старуха, а старик ждет-пождет. Долго или коротко – вернулась жена. Старику уж не терпится:
– Что, жена, набралась ума-разума? Узнала, отчего у них все в доме ладится?
– Набралась, – говорит старуха, – узнала.
– Говори скорей, каков их секрет!
А старуха в ответ:
– Ну так слушай! Кто ни зайдет к ним во двор, того они привечают, за стол сажают да еще с собой дают. Бездомную собаку и ту накормят. И всегда от доброго сердца… Вот оттого, старик, им и удача.
Подивился хозяин:
– Чудно! Что-то не слыхал я, чтобы богатели оттого, что другим помогают. Ну да ладно, проверим: возьми целый каравай и отдай его нищим на большой дороге. Да скажи им, чтобы убирались подальше на все четыре стороны!
– Нет, не поможет это… Надо от доброго сердца подавать…
Заворчал старик:
– Вот еще! Мало того, что свое отдаешь, так еще от доброго сердца. Ну да ладно, дай от доброго сердца. Но только уговор такой: пусть отработают потом. Не так мы богаты, чтобы раздавать свое добро даром.
Но старуха на своем стоит:
– Нет, уж если давать, так без всякого уговора.
Старик с досады чуть не задохнулся:
– Что же это такое! Свое, нажитое – даром отдавать!
А старуха опять:
– Так ведь если за что-нибудь, это уж будет не от чистого сердца!
Призадумался старик, покачал головою да вдруг говорит:
– Чудные дела!.. Ну вот что, жена, остался у нас небольшой сноп необмолоченной ржи.
Знаешь что, вынь-ка три колоса, да прибереги… для воробьев. Начнем с них!..
Все началось под Новый год.
Жил в одной деревне богатый крестьянин. Деревня стояла на берегу озера, и на самом видном месте высился дом богача — с пристройками, амбарами, сараями, за глухими воротами.
А на другом берегу, у лесной опушки, ютился маленький домишко, всем ветрам открытый. Да только и ветер ничем не мог здесь разжиться.
На дворе была стужа. Деревья так и трещали от мороза, а над озером кружились тучи снега.
— Послушай, хозяин, — сказала жена богатея, — давай положим на крышу хоть три ржаных колоса для воробьев! Ведь праздник нынче, Новый год.
— Не так я богат, чтобы выбрасывать столько зерна каким-то воробьям, — сказал старик.
— Да ведь обычай такой, — снова начала жена. — Говорят, к счастью это.
— А я тебе говорю, что не так я богат, чтобы бросать зерно воробьям, — сказал, как отрезал, старик.
Но жена не унималась.
— Уж, наверное, тот бедняк, что на другой стороне озера живет, — сказала она, — не забыл про воробьев в новогодний вечер. А ведь ты сеешь хлеба в десять раз больше, чем он.
— Не болтай вздора! прикрикнул на нее старик. — Я и без того немало ртов кормлю. Что еще выдумала — воробьям зерно выбрасывать!
— Так-то оно так, — вздохнула старуха, — да ведь обычай...
— Ну вот что, — оборвал ее старик, — знай свое дело, пеки хлеб да присматривай, чтобы окорок не подгорел. А воробьи не наша забота.
И вот в богатом крестьянском доме стали готовиться к встрече Нового года — и пекли, и жарили, и тушили, и варили. От горшков и мисок стол прямо ломился. Только голодным воробьям, которые прыгали по крыше, не досталось ни крошки. Напрасно кружили они над домом — ни одного зернышка, ни одной хлебной корочки не нашли.
А в бедном домишке на другой стороне озера словно и забыли про Новый год. На столе и в печи было пусто, зато воробьям было приготовлено на крыше богатое угощение — целых три колоса спелой ржи.
— Если бы мы вымолотили эти колосья, а не отдали их воробьям, и у нас был бы сегодня праздник! Каких бы лепешек я напекла к Новому году! — сказала со вздохом жена бедного крестьянина.
— Какие там лепешки! — засмеялся крестьянин. — Ну много ли зерна намолотила бы ты из этих колосьев! Как раз для воробьиного пира!
— И то правда, — согласилась жена. — А все-таки...
— Не ворчи, мать, — перебил ее крестьянин, — я ведь скопил немного денег к Новому году. Собирай-ка скорее детей, пусть идут в деревню да купят нам свежего хлеба и кувшин молока. Будет и у нас праздник — не хуже, чем у воробьев!
— Боюсь я посылать их в такую пору, — сказала мать, — тут ведь и волки бродят...
— Ничего, — сказал отец, — я дам Юхану крепкую палку, этой палкой он всякого волка отпугнет.
И вот маленький Юхан со своей сестренкой Ниллой взяли санки, мешок для хлеба, кувшин для молока, здоровенную палку на всякий случай и отправились в деревню на другой берег озера.
Когда они возвращались домой, сумерки уже сгустились.
Вьюга намела на озере большие сугробы. Юхан и Нилла с трудом тащили санки, то и дело проваливаясь в глубокий снег. А снег все валил и валил, сугробы росли и росли, а до дома было еще далеко.
Вдруг во тьме перед ними что-то зашевелилось. Человек не человек, и на собаку не похоже. А это был волк — большущий, худой. Пасть открыл, стоит поперек дороги и воет.
— Сейчас я его прогоню, — сказал Юхан и замахнулся палкой.
А волк даже с места не сдвинулся. Видно, ничуть его не испугала палка Юхана, но и на детей нападать он как будто не собирался. Он только завыл еще жалобнее, словно просил о чем-то. И как ни странно, дети отлично понимали его.
— У-у-у, какая стужа, какая лютая стужа, — жаловался волк, — моим волчатам совсем есть нечего! Они пропадут с голоду!
— Жаль твоих волчат, — сказала Нилла, — но у нас самих нет ничего, кроме хлеба. Вот возьми два свежих каравая для своих волчат, а два останутся нам.
— Спасибо вам, век не забуду вашу доброту, — сказал волк, схватил зубами два каравая и убежал.
Дети завязали потуже мешок с оставшимся хлебом и, спотыкаясь, побрели дальше.
Они прошли совсем немного, как вдруг услышали, что кто-то тяжело ступает за ними по глубокому снегу. Кто бы это мог быть? Юхан и Нилла оглянулись. А это был огромный медведь. Медведь что-то рычал по-своему, и Юхан с Ниллой сначала никак не могли понять его. Но скоро они стали разбирать, что он говорит.
— Мор-р-роз, какой мор-р-роз, — рычал медведь. — Все р-р-р-ручьи замерзли, все р-р-реки замерзли...
— А ты чего бродишь? — удивился Юхан. — Спал бы в своей берлоге, как другие медведи, и смотрел бы сны.
— Мои медвежата плачут, просят попить. А все реки замерзли, все ручьи замерзли. Как же мне напоить моих медвежат?
— Не горюй, мы отольем тебе немного молока. Давай твое ведерко!
Медведь подставил берестяное ведерко, которое держал в лапах, и дети отлили ему полкувшина молока.
— Добрые дети, хорошие дети, — забормотал медведь и пошел своей дорогой, переваливаясь с лапы на лапу.
И Юхан с Ниллой пошли своей дорогой. Поклажа на их санках стала полегче, и теперь они быстрее перебирались через сугробы. Да и свет в окне их домика уже виднелся сквозь тьму и метель.
Но тут они услышали какой-то странный шум над головой. Это был и не ветер, и не вьюга. Юхан и Нилла посмотрели вверх и увидели безобразную сову. Изо всех сил она била крыльями, стараясь не отстать от детей.
— Отдайте мне хлеб! Отдайте молоко! — выкрикивала сова скрипучим голосом и уже растопырила свои острые когти, чтобы схватить добычу.
— Вот я тебе сейчас дам! — сказал Юхан и принялся размахивать палкой с такой силой, что совиные перья так и полетели во все стороны.
Пришлось сове убираться прочь, пока ей совсем не обломали крылья.
А дети скоро добрались до дому. Они стряхнули с себя снег, втащили на крыльцо санки и вошли в дом.
— Наконец-то! — радостно вздохнула мать. — Чего я не передумала! А вдруг, думаю, волк им встретится...
— Он нам и встретился, — сказал Юхан. — Только он нам ничего плохого не сделал. А мы ему дали немного хлеба для его волчат.
— Мы и медведя встретили, — сказала Нилла. — Он тоже совсем не страшный. Мы ему молока для его медвежат дали.
— А домой-то привезли хоть что-нибудь? Или еще кого-нибудь угостили? — спросила мать.
— Еще сову! Ее мы палкой угостили! — засмеялись Юхан и Нилла. — А домой мы привезли два каравая хлеба и полкувшина молока. Так что теперь и у нас будет настоящий пир!
Время уже подходило к полуночи, и все семейство уселось за стол. Отец нарезал ломтями хлеб, а мать налила в кружки молока. Но сколько отец ни отрезал от каравая, каравай все равно оставался целым. И молока в кувшине оставалось столько же, сколько было.
— Что за чудеса! — удивлялись отец с матерью.
— Вот как много мы всего накупили! — говорили Юхан и Нилла и подставляли матери свои кружки и плошки.
Ровно в полночь, когда часы пробили двенадцать ударов, все услышали, что кто-то царапается в маленькое окошко.
И что же вы думаете? У окошка топтались волк и медведь, положив передние лапы на оконную раму. Оба весело ухмылялись и приветливо кивали хозяевам, словно поздравляли их с Новым годом.
На следующий день, когда дети подбежали к столу, два свежих каравая и полкувшина молока стояли будто нетронутые. И так было каждый день. А когда пришла весна, веселое чириканье воробьев словно приманило солнечные лучи на маленькое поле бедного крестьянина, и урожай у него был такой, какого никогда никто не собирал. И за какое бы дело ни взялись крестьянин с женой, все у них в руках ладилось и спорилось.
Зато у богатого крестьянина хозяйство пошло вкривь и вкось. Солнце как будто обходило стороной его поля, и в закромах у него стало пусто.
— Все потому, что мы не бережем добро, — сокрушался хозяин. — Тому дай, этому одолжи. Про нас ведь слава: богатые! А где благодарность? Нет, не так мы богаты, жена, не так богаты, чтобы о других думать. Гони со двора всех попрошаек!
И они гнали всех, кто приближался к их воротам. Но только удачи им все равно ни в чем не было.
— Может, едим слишком много, — сказал старик.
И велел собирать к столу только раз в день. Сидят все голодные, а достатка в доме не прибавляется.
— Верно, мы едим слишком жирно, — сказал старик. — Слушай, жена, пойди к тем, на другом берегу озера, да поучись, как стряпать. Говорят, в хлеб можно еловые шишки добавлять, а суп из брусничной зелени варить.
— Что ж, я пойду, — сказала старуха и отправилась в путь.
Вернулась она к вечеру.
— Что, набралась ума-разума? — спросил старик.
— Набралась, — сказала старуха. — Только ничего они в хлеб не добавляют.
— А что, ты пробовала их хлеб? Уж, верно, они свой хлеб подальше от гостей держат.
— Да нет, — отвечает старуха, — кто ни зайдет к ним, они за стол сажают да еще с собой дадут. Бездомную собаку и ту накормят. И всегда от доброго сердца. Вот оттого им во всем и удача.
— Чудно, — сказал старик, — что-то не слыхал я, чтобы люди богатели оттого, что другим помогают. Ну да ладно, возьми целый каравай и отдай его нищим на большой дороге. Да скажи им, чтобы убирались подальше на все четыре стороны.
— Нет, — сказала со вздохом старуха, — это не поможет. Надо от доброго сердца подавать...
— Вот еще! — заворчал старик. — Мало того, что свое отдаешь, так еще от доброго сердца!.. Ну ладно, дай от доброго сердца. Но только уговор такой: пусть отработают потом. Не так мы богаты, чтобы раздавать свое добро даром.
Но старуха стояла на своем:
— Нет, уж если давать, так без всякого уговора.
— Что же это такое! — Старик от досады прямо чуть не задохнулся. — Свое, нажитое — даром отдавать!